С кристаллом, на пробу выращенным методом Чохральского из иридиевого тигля — та же история. А вот иверниты из намыва, добытые Дворским, светились от души, и грели руку сквозь войлок!

Раздраженный, я покинул институт вместе с оголодавшими младшими научными сотрудниками. Организованной толпой они завалились в близкую столовую, ну и я, задумчивый и скучный, тоже загремел подносом, взыскуя первого, второго и чая с пирожком.

Мне вспомнилось, как мы с Вайткусом лепили когда-то иттриево-бариевые «таблетки». Тоже, ведь, первый блин к сковородке прилип, но с ивернитом немного другая история — по сути, я занимался в чистом виде реверсивным инжинирингом, пытаясь по готовому образцу «серого кристалла» восстановить технологию его изготовления, причём, технологию пришельцев из космоса. Вполне возможно, что расы негуманоидной, с откровенно нечеловеческой логикой… Впрочем, так только интересней!

Горшочек, залепленный румяным тестом, испустил пар и незабвенный пельменный дух. Меня тут же посетила здравая мысль — отодвинуть проблему, не занимать, не портить ею обеденный перерыв! Тем более что и отпуск мой на исходе…

Если строгие кураторы из КГБ дадут «добро» на днях, то я смогу составить компанию Наташе — отпускать ее в «Бету» одну не хотелось категорически. Нет, я верил, что там безопасно, что Шелепин навел порядок везде, но всё же… Всё же… Пусть мы лучше окажемся там вдвоем — мне так будет гораздо спокойнее!

Прогулявшись по Ленинскому проспекту, посидев на лавочке в тени, я осадил муть переживаний, и вернулся к Институту кристаллографии более-менее умиротворенным. Мой неуемный оптимизм успешно перетер негатив, кристаллизуя из него благодушный настрой.

А откуда еще получать позитивные эмоции?

Хорошо детям — в розовом свете человечьего утра радует любая мелочь: жук с восхитительными переливами на скорлупках надкрылий, порция крем-брюле за пятнадцать копеек или поход в кино на новый мультик.

Но подрастаешь, и доля дофамина падает, мир скудеет на краски, будто линяет, зато вплотную подступают «взрослые» проблемы, от которых не отмахнешься, не сбежишь, как с нудного урока…

В гулком фойе меня окликнула писклявая секретарша:

— Товарищ Гарин! Тут вам переслали какие-то бумаги!

— А-а… — я принял пакет, глянул на обратный адрес, и мои брови потянулись на лоб. — Э-э… Большое спасибо, Галя.

— Большое пожалуйста! — хихикнула девушка, и удалилась, усердно вертя попой.

Вот только «товарищ Гарин» не смотрел ей вслед. «Какие-то бумаги» пришли из университета Тель-Авива, куда я сдавал на анализ осколок ивернита, намытого Инкиным папой.

Не удержавшись, я вскрыл пакет прямо в фойе, рванув плотную бумагу. Ага…

Несколько часто разграфленных листов пестрели результатами — я тогда заказал самый полный изо всех возможных анализов… Жадно просмотрел таблицу… И не нашел в ней ни молибдена, ни иридия, ни даже платины!

«Вот оно что… — заскреблось понимание. — Следы тигельного материала гасят психодинамическую флуоресценцию!»

Значит, пришельцы владели технологией выращивания кристаллов без тигля?

Испытав минутную растерянность, я взбодрился, ощутив воинственный азарт. Да в любом случае, если уж «серые камни» существуют, значит, инопланетная технология возможна и, скорей всего, не так уж и сложна — «братья по разуму» не слишком превосходили людей. По уровню цивилизационного развития они находились примерно на нашем теперешнем уровне — это не какие-нибудь Странники или Предтечи…

Деловито зашагав в лабораторию, я споткнулся на месте, и замер. Память услужливо подсунула «делишки давно минувших дней»: на том самом злополучном симпозиуме в Минске, что предшествовал моим похождениям по мазурским весям и болотам, я краем уха слушал доклад некоего Владимира Татаринцева из ФИАНа. Причем, сам доклад звался солидно и просто: «Высокочастотное плавление неметаллических материалов в охлаждаемом контейнере».

Срываясь на бег, я кинулся в лабораторию. Обогнул громоздкий «Сапфир» в неловком пируэте, и выбрался к древнему письменному столу, контрастировавшим с продвинутым «Коминтерном-7». Плюхнувшись на стул, завел микроЭВМ и нетерпеливо поерзал, глядя на пыльный экран монитора — некий лаборант начертал на нем извечное «Т. + К. = Л.».

Из глубины экрана выплыла заставка «Ампарикс».

Клик-клик… Клик. Клик-клик…

Поковырявшись в Интерсети, я выудил не только сам доклад Татаринцева, но и пару статей, а, вдобавок, еще и заметку из «Техники — молодежи» на ту же тему.

Сам метод разрабатывали для синтеза особо тугоплавких кристаллов, типа двуокиси циркония, для которых трудно подобрать материал тигля.

Я добросовестно отключил «Сапфир», прибрал за собой, и покинул гостеприимный институт. Меня звал ФИАН…

Вечер того же дня

Щелково-40, улица Колмогорова

Я не слишком припозднился, возвращаясь домой, и малость растерялся, увидав издалека, как белая «Волга» Староса увозит маму. На кого ж она любимых внучек оставила?

Ответ ждал меня еще во дворе — из распахнутых дверей

сначала вылетел ошалевший Коша, а за ним выскочила Лея. Ее мордашка сияла.

— Папочка, папочка! Мама приехала!

— Да ты что⁈ — изобразил я потрясение.

— Да-а!

С Наташей я встретился на пороге — «златовласка» налетела на меня, целуя и тиская.

— Мишенька, Мишенька! Я та-ак соскучилась!

— Аналогично! — сознался я чистосердечно. — Вот почему мамуля умотала — она тебе больше всех доверяет!

— Ой, да мы с ней еще посидели, поговорили… Выпили по чуть-чуть… Совсем забыла сказать! К нам в Офиру дозвонились из ЦК, и сказали по секрету, что допуск в «Бету» почти готов. Девчонки меня сами собрали и выпроводили! Им-то еще сниматься… Весь май почти…

— А… После мамы с «дедом Филей» что-нибудь еще осталось? — спросил я плотоядно.

— Ой, пошли, мы тебя тоже накормим! И напоим!

— … И спать уложим? — промурлыкал я.

— Обязательно! — в синих глазищах замерцали беспутные огонечки.

Наташа повела меня, взяв за руку, а Лея помогала маме, пихая папочку в спину и радостно хихикая.

В холле я резко затормозил, впадая в молчаливый восторг — по лестнице величественно спускалась Юля, пальчиками придерживая подол изящного платья. Оно эффектно обтягивало девичью фигурку, открывая царственные плечи, но декольте распускало весьма умеренно.

— Прынцесса! — насмешливо фыркнула младшенькая.

Старшенькая даже не удостоила ее взглядом, а Ната серьезно повторила:

— Принцесса! — ласково надавив пальцем на сморщившийся носик дочери, она добавила: — И я буду очень гордиться, когда ты научишься ходить так же красиво, как Юля.

Лея вспыхнула, зарумянившись в манере всякой блондинки, а Юлиус тут же заступилась за нее:

— Она тоже ходит на секцию, тетя Наташа, и не пропускает!

Теперь уже и я погордился. Галантно подав руку доче, подмигнул:

— Потренируемся?

— Перед выпускным? — понятливо залучилась Юля, и ее левая рука легла на мое плечо. — И-и…

Для нас играла неслышная музыка, я вел прекрасную девушку в кружении вальса, а моя партнерша, чудилось, была невесома — до того легко она порхала. Ни шороха, ни шарканья туфелек, лишь шелест взметывавшегося и опадавшего платья — ткань переливчато колыхалась, чтобы не мешать стройным ножкам.

Лея восторженно захлопала, обрывая мелодию, звучавшую лишь для меня и Юли, и торжественно пообещала:

— Я еще и по выходным ходить буду!

— Куда? — не сразу сообразила Наташа.

— На гимнастику! Художественную!

* * *

Легли мы поздно — девчонки расшалились, все трое, и моих намеков на то, что полночь близится, они как бы не слышали. Еще и возмущались: «Завтра же воскресенье!» Да я и не спорил…

Мы ужинали, болтали, шутили и смеялись. Ведь всё хорошо, а будет еще лучше!

В двенадцатом часу мои красавицы угомонились. Талия, молча улыбаясь, взяла меня под руку, и повела к себе. Лея, по инерции, двинулась за мамой, однако Юля перехватила ее, что-то выговаривая шепотом, а младшенькая лишь краснела, да кивала.