Глава 9
Суббота, 5 апреля. Утро
Туркменская АССР, Тахта-Базар
Здешняя весна походила на лето в средней полосе — всё зеленело и цвело. Порой бывало жарковато, но до истинного, изнуряющего зноя, когда горячий воздух дрожит над усохшей травой, еще далеко.
А в просторных галереях «Шейтан-Кала», вырубленных древними «рудокопами», и вовсе держалась прохлада. От удивительно прозрачного потока, журчавшего в левой выработке, накатывала влажная свежесть — сквозняк уносил ее, не позволяя оседать сыростью.
Все условия.
— Шурши, салабон, шурши! — кряхтя, подначивал Кетов. Тщательно разгребая куски песчаника, он хрипло выдыхал в напоре.
— Есть шуршать, товарищ старший сержант… — бубнил призванный, ожесточенно ковыряя завал.
Задрожал, заскакал еще один луч — шаркая, показался военврач, отлученный от земляных работ.
— Арма! — покивал он, желая погранцам не уставать.
— Барма! — почтительно ответил сержант Таганов.
Задыхаясь, я воткнул лопатку в слежавшуюся осыпь, и выпрямился. Прямо над моею головой уходили вверх волглые стены восстающей шахты — оттуда дуло.
— Етто все из-за него! — в свете фонарика блеснула серебром аккуратная бородка Вайткуса. — Из-за колодца! Монахи, видать, были не в курсе, что внизу — рудник… Как бы рудник! Ну, и выдолбили. Колодец две тыщи лет отсыревал…
— Пока не обрушился! — заключил Дворский, торопливо подходя сзади. — Глядите, что я нашел…
Мы с Ромуальдычем оба наклонились, стукаясь касками. В руках профессора подрагивала смятая полусфера величиной с чашку, скорей даже гиперболоид из увесистого металла. Причем внутренняя поверхность отсвечивала как будто осколками чистого зеркальца.
— Етта… Ну, вообще…
— Федор Дмитриевич, — шутливо фыркнул я, — вы, когда звездолет откопаете, без нас не улетайте, ладно?
— Ладно! — рассмеялся Дворский, бережно заворачивая находку в тряпицу.
— Прошли, вроде! — выкрикнул Глебский, оборачиваясь ко мне, и тыча лопаткой. — Вона!
Мой пульс участился — между завалом и потолком темнела широкая щель.
— Разгребаем, разгребаем! — заволновался Тахир Мурадович. — Осторожно только!
Дружно заширкали лопаты, а я, злоупотребляя положением «начальника экспедиции», перелез на ту сторону. В душе сразу ёкнуло — мне показалось, что на неровном каменном низу лежит мумия… Но нет.
Это была всего лишь куртка, утратившая прежнюю мягкость — хорошо выделанная кожа задубела, став жесткой, как дерево.
— Что? — глухо донеслось из-за осыпи. — Что там?
Оглядываясь, я зашарил фонарем по грубо обтесанным стенам, по раковистой поверхности скалы-целика.
— Ага…
— Ну, что, что там? — изнывали по ту сторону завала. — Миша!
— Тут никого нет! — отозвался я, продолжая осматриваться. — Куртку нашел… Планшет… А самого Ивернева нету!
— Как етто — нету? — озадаченно прогудел Ромуальдыч.
— А вот так! Нету, и всё!
— Может, под завалом? — со странной надеждой замямлил военврач.
— А чего ж? — рассудил Кетов. — Вон еще какая куча!
— Копаем! — решительно вытолкнул Дворский.
Дольше часа гребли лопаты, расшвыривая остатки завала, но мы так ничего и не нашли.
Мстислав Максимилианович Ивернев бесследно исчез.
Там же, позже
До самого вечера мы «шкрябались», по выражению Вайткуса, в галерее с протокой. Набрали целый ком намыва — от иридиевых проволочек до рениевых бляшек неизвестного назначения — но говорили только об Иверневе.
Тахир Мурадович охотно делился местными историями. Оказалось, что обитатели кишлака не зря сторонились «Шейтан- Калы» — тут издавна пропадали люди.
Замечали ли потерю бойцов древние монахи, поклонявшиеся Будде, науке не известно, зато любой житель Тахта-Базара мог вам рассказать, как однажды басмачи не досчитались своего вожака. Вышел отлить курбаши — и не вернулся. А вход-то один, и выход там же…
Исчезали дерзкие караванщики, таскавшие товар в обход таможни. Та же участь настигала уклонистов или погранцов, сдуру подавшихся в самоволку. А однажды, через пару лет после Ивернева, в той самой галерее решил заночевать старый змеелов Ашир-ата с внуком.
Их долго искали. Нашли кострище и кожаный мешок с полудохлой коброй.
— И куда делись? — зацокал языком военврач. — Никто не знает…
Мы с Ромуальдычем переглянулись. Видимо, нам одновременно явилась мысль о «Бете».
Шелепин нас не обманывал. Обещал отпустить всех попаданцев — и сдержал слово. Всё по-честному. Вот только…
Кому ведомо число тех, кто пропал здесь, но не ощутил цепкой хватки товарища Семичастного, а прижился в Сопределье? Возможно, заняв места своих «двойников»…
Взять того же Ивернева. Великая Отечественная в бета-пространстве шла с не меньшим ожесточением, чем в «Альфе». Стоит только допустить, что тамошний малолетний Слава не пережил блокаду, и вот тутошний… Я нахмурился.
Не стоит фантазировать зря, если на руках ничего, кроме смутных догадок! Наташу радовать нечем, так хоть обнадежить…
— Етта… — негромко спросил Вайткус, пришатнувшись ко мне. — Расплатился с погранцами?
— Коньяком, — ухмыльнулся я.
— Балуешь ты пограничные войска! — хихикнул Умар, опуская пульт и укладываясь на подушки.
— … Заявила, что Соединенные Штаты не намерены расходовать силы и средства за пределами своих границ, пока не будут решены внутренние проблемы страны, — бодро тараторила хорошенькая Миткова. — Премьер-министр Великобритании Тони Блэр, канцлер ФРГ Гельмут Коль и президент Франции Жак Ширак на совместном брифинге в Рамбуйе осторожно посетовали на «неполиткорректное отношение администрации США к союзникам». Синтия Даунинг в тот же день заявила, что Америка была и будет готова оказать помощь любому народу в его борьбе за свободу и демократию, но не станет поддаваться на провокации…
Я поневоле заулыбался — Всеобщее Вещание транслировало наш с Наташей видеоролик.
Гористая местность, лесистый склон… За деревьями виднеется мелкий городишко, белеет мечеть с единственным минаретом…
Ругаясь по-английски, по-итальянски, по-сербски, мужики в белых касках снимают самодеятельных актеров в роли офицеров ЮНА. «Почали са сниманьем!» — кричит бородатый режиссер. Похохатывая, «артисты погорелого театра» бросают недокуренные сигареты — и корчат зверские рожи, выкрикивая: «Ватра! Смрт муслиманима!». Целая батарея минометов, плюясь дымками, шлёт и шлёт болванки, якобы начиненные боевой химией…
— А в ночь на пятое апреля НАТО решилась на «гуманитарную интервенцию» — начала бомбардировки Югославии…
Темный экран озарялся вспышками — рвались фугасы, горели самолеты. С палуб кораблей, напуская облака подсвеченного дыма, возносились ракеты.
— В натовской операции «Союзная сила» участвует более двухсот самолетов, два авианосца и десятки кораблей рангом пониже. Цели ставятся благородные с виду — пресечь этнические чистки и предотвратить дестабилизацию региона. А чтобы достигнуть этих целей, Белграду выставили унизительный ультиматум, требуя признать независимость Словении, Хорватии, Боснии и Косова, то есть попросту развалить Социалистическую Федеративную Республику Югославия! Интересно, что Москва сдержанно отнеслась к заявлениям, прозвучавшим в Рамбуйе. Субботним утром в Кремле состоялась короткая пресс-конференция. Президент СССР, отвечая на вопрос корреспондента «Нью-Йорк таймс» о том, когда, по его мнению, «битва НАТО с Организацией Варшавского Договора перерастет в Третью Мировую войну», ответил спокойно и твердо: «Войны не будет». Западные журналисты по-всякому комментировали это заявление товарища Романова, но лишь к вечеру субботы стал понятен тот смысл, который Григорий Васильевич вкладывал в свои слова. Уже в первые часы вторжения были сбиты десятки натовских самолетов — шестнадцать истребителей-бомбардировщиков «Торнадо», более двадцати «Миражей», десять или одиннадцать палубных истребителей «Супер-Этандар», два самолета АВАКС «Нимрод», пятнадцать F-16, восемь «Си Харриер»… Очень хорошо себя показали комплексы С-300, переданные югославским ПВО буквально накануне конфликта. В боях также участвовали истребители-перехватчики «МиГ-31» из состава Южной группы войск СССР. Но самыми первыми встретили врага зенитчики советских эсминцев «Московский комсомолец» и «Симферополь», а также югославского фрегата «Ядран»…